Неточные совпадения
Я был с Сенатором в французском театре: проиграла увертюра и раз, и два — занавесь не подымалась; передние ряды, желая показать, что они знают свой Париж, начали шуметь, как там шумят задние. На авансцену вышел какой-то
режиссер, поклонился направо, поклонился налево, поклонился прямо и сказал...
— Мы просим всего снисхождения публики; нас постигло страшное несчастие, наш товарищ Далес, — и у
режиссера действительно голос перервался слезами, — найден у себя в комнате мертвым от угара.
И он перечислил с десяток пьес, которые, судя по афишам, принадлежали перу одного известного
режиссера, прославившегося обилием переделок иностранных пьес. Его я знал и считал, что он автор этих пьес.
— Как же вы переделывали и что? Откуда же
режиссер брал столько пьес для переделки? — спросил я.
— Да ведь он же
режиссер. Ну, пришлют ему пьесу для постановки в театре, а он сейчас же за мной. Прихожу к нему тайком в кабинет. Двери позатворяет, слышу — в гостиной знакомые голоса, товарищи по сцене там, а я, как краденый. Двери кабинета на ключ. Подает пьесу — только что с почты — и говорит...
Утром, в дневной полутьме, на сцене большого провинциального театра идет репетиция. Анемподистов, антрепренер, он же директор и
режиссер, предлагает второй актрисе — Струниной пройти роль Вари.
— По воспоминаниям Ш. Токаржевского, Достоевский был
режиссером этого театрального представления.]
— Увы! для меня это недоступно! Печальная необходимость… мой пост… Но я могу, если угодно, быть вашим
режиссером, mesdames, и тогда — прошу меня слушаться! потому что ведь я очень строг.
Суслов (закуривая). А я вот — задыхаюсь… Ходят тут какие-то полоумные, ищут мальчиков,
режиссеров…
«Где
режиссер?» — «Господин Степанов!» — «Он здесь, я видел». — «Опоздаем мы в город!» — «Извините — Семенов, а не Степанов!»)
Господин (обиженно). Но позвольте… кого же это касается? Где, наконец,
режиссер? Я два часа хожу, ищу… Ушел… невежа!.. (Идет к сцене и скрывается за ней. Ольга Алексеевна идет по дороге с дачи Суслова.)
Играл я вторые роли, играл все, что дают, добросовестно исполнял их и был, кроме того, помощником
режиссера. Пьесы ставились наскоро, с двух, редко с трех репетиций, иногда считая в это число и считку. В неделю приходилось разучивать две, а то и три роли.
И вот я служу у А.А. Бренко. Бурлак —
режиссер и полный властитель, несмотря на свою любовь к выпивке, умел вести театр и был, когда надо для пользы дела, ловким дипломатом.
На другой же день я пошел в Артистический кружек, где по рекомендации актеров Киреева и Лебедева был принят на службу помощником
режиссера, и обосновался в столице.
Ильков не успел рта разинуть, как помощник
режиссера вытолкнул его на сцену. Старый, опытный актер так сконфузился, что забыл свои слова и спутал сцену.
— Меня телеграммой вызвал Лаухин. Я у него
режиссером, для Орла еду труппу составлять.
Уже через много лет, проезжая через Киев, я был в театре Н.Н. Соловцова, который меня и познакомил со своим
режиссером Владыкиным.
В. П. Далматов отрекомендовал меня и предложил взять. В два слова кончили дело, и тут же пригласил И. К. Казанцев меня помощником
режиссера.
Вскоре она вышла замуж за
режиссера Владыкина, прекрасного, образованного человека, который исполнил завещание Григорьева и ни разу не выпустил свою жену на сцену.
На занавеси, как и во всех театрах, посреди сцены была прорезана дырочка, которая необходима
режиссеру для соображения: как сбор, разместилась ли публика, можно ли начинать.
В начале семидесятых годов в Москве, на Варварской площади, вырос Народный театр. Драматург Чаев, помнивший дебют Н. X. Рыбакова в Малом театре, порекомендовал
режиссеру А. Ф. Федотову пригласить Н. X. Рыбакова в его труппу.
Две дырочки были пробиты в правой кулисе авансцены, где стояли табуретки и стул для помощника
режиссера, — мое место в спектакле. Я рассматривал знакомых, которых узнал в Кружке и знал по провинции. Ко мне подошел П. П. Мещерский, сел на табурет и сказал...
В Пензе я играл под псевдонимом Сологуба, был помощником
режиссера и много работал вместе с Далматовым, который только что разошелся со своей третьей или, может быть, пятой женой и весь предался театру.
Режиссер — Н. С. Песоцкий.
После блеска московской жизни обстоятельства забросили А. А. Бренко в Киев, где она с несокрушимой энергией принялась за новую театрально-педагогическую работу. Результатом был выпуск ряда замечательных артистов. Известный
режиссер А.П. Петровский был ее учеником.
В том же году я служил помощником
режиссера в Артистическом кружке. Антрепренерствовал тогда там артист Малого театра Н.Е. Вильде.
Зажили мы вовсю. Андреев устроил меня помощником
режиссера, и я, перезнакомившись со всей труппой, благополучно исполнял свою должность.
— Григорий Иванович, как же?… Ведь Неизвестного нет… Отменим спектакль, — горячится
режиссер Песоцкий.
Программ печатных не было, и перед каждым выступлением
режиссер Карташев анонсировал.
На первой неделе поста труппа дружески рассталась с Григорьевым, и половина ее «на слово» порешила служить у него следующую зиму. Контрактов у Григорьева никаких не полагалось, никаких условий не предлагалось. Как-то еще до меня один
режиссер хотел вывесить печатные правила, которые привез с собой. Григорий Иванович прочитал их и ответил...
И даже не заметил, что стоявшие со мной статисты, солдаты Рязанского полка, также сказавшие, как и я, эту фразу, сняли парики из вязанки, принятые ими за шапки, раскланялись и надели их снова. Да и публика не заметил этого. Только Григорьев, игравший дядю Тома, в антракте при всех надрал ухо Васе Григорьеву, который был помощником
режиссера, и сказал, чтобы в другой раз объяснил статистам, что парики-одно, а шапки — другое.
Читаю дальше: Очкина, Рютчи с женой, Шмитова-Козловская, Булычевцева, Скалон, Вася Васильев, конечно, привесок к Писареву. Читаю: Корнев — суфлер. Гиляровский — актер и распорядитель по административной части. Бурлак — главный
режиссер и распорядитель по ведению всего дела.
В первую голову, как помощнику
режиссера, мне, конечно, надо было по обязанности, и уж как я стремился увидеть ее — ночью не спалось. Заснул при солнце, но был разбужен в семь часов.
Ее любимицей была старшая Соня, в полном смысле красавица, с великолепным голосом, который музыкальная мачеха, хорошая певица, развила в ней сама, и маленькая девочка стала вскоре в подходящих ролях выступать в театре отца, а Вася стал помощником
режиссера.
Мечется по сцене, угрожая палицей. Реквизитор, не позаботясь сделать палицу, принес из мастерских двухпудовый молот. С этим молотом провел всю сцену Рыбаков, а потом только выругал изящного и худенького
режиссера Песоцкого...
— Клеопатра Алексеевна, — вам! — сказал
режиссер.
Нароков. Я не chou-fleur [Цветная капуста (франц.).] и не siffleur [Свистун (франц.).], мадам, и не суфлер даже, а помощник
режиссера. Здешний-то театр был мой.
Театр имени покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году при постановке пушкинского «Бориса Годунова», когда обрушились трапеции с голыми боярами, выбросил движущуюся разных цветов электрическую вывеску, возвещавшую пьесу писателя Эрендорга «Куриный дох» в постановке ученика Мейерхольда, заслуженного
режиссера республики Кухтермана.
— Но, господин
режиссер, бог свидетель, во всем виновата лошадь; она постоянно сбивается с такта; когда Мальхен прыгнула в обруч, — лошадь опять переменила ногу и Мальхен упала… вот все видели, все то же скажут…
— Эдвардс, погодите минутку; успеете еще раздеться! — сказал
режиссер, внимательно поглядывая на клоуна, который остановился, но, по-видимому, неохотно это сделал. — Подождите, прошу вас; мне надо только переговорить с фрау Браун… Где мадам Браун? Позовите ее сюда… А, фрау Браун! — воскликнул
режиссер, обратясь к маленькой хромой, уже немолодой женщине, в салопе, также немолодых лет, и шляпке, еще старше салопа.
Все видели — это правда; но все молчали. Молчала также виновница этого объяснения; она ловила случай, когда
режиссер не смотрел на нее, и робко на него поглядывала.
Понятно теперь, отчего
режиссер, следивший еще с начала Масленицы за возраставшим унынием клоуна, поглядывал на него с таким беспокойством. Подойдя к нему и бережно взяв его под руку, он отвел его в сторону.
Отрезав таким образом,
режиссер повернулся к ней спиною. Но прежде чем подойти к Эдвардсу, он снова обвел его испытующим взглядом.
— Вы бы только выдержали, Эдвардс! Вы бы только нас не оставили! — живо и даже с нежностью в голосе подхватил
режиссер, принимаясь снова раскачивать руку Эдвардса.
Но клоун Эдвардс, очевидно, не в нормальном состоянии. Он не в силах выдержать до воскресенья обещания, данного
режиссеру, не в силах бороться против тоски, им овладевшей, его настойчиво опять тянет в уборную, к столу, где едва виднеется почти опорожненный графин водки. Он выпрямляется, потряхивает головою и отходит от мальчика нетвердыми шагами. Облик его постепенно затушевывается окружающею темнотою, пропадает, наконец, вовсе — и снова все вокруг охватывается мраком и тишиною…
— Будет работать, сударыня! Должна работать!.. — раздраженно проговорил
режиссер. — Вас нет в расписании — это правда, — подхватил он, указывая на писаный лист бумаги, привешенный к стене над доскою, усыпанной мелом и служащей артистам для обтирания подошв перед выходом на арену, — но это все равно; жонглер Линд внезапно захворал, ваша дочь займет его номер.
Так или почти так рассуждал
режиссер цирка, провожая глазами публику, теснившуюся у выхода. Когда двери на площадь были заперты, он направился через залу к конюшням.
Притупленный вид и вообще вся фигура клоуна, с его бабочками на спине и на груди, не предвещали на опытный глаз ничего хорошего; они ясно указывали
режиссеру, что Эдвардс вступил в период тоски, после чего он вдруг начинал пить мертвую; и тогда уже прощай все расчеты на клоуна — расчеты самые основательные, если принять во внимание, что Эдвардс был в труппе первым сюжетом, первым любимцем публики, первым потешником, изобретавшим чуть ли не каждое представление что-нибудь новое, заставлявшее зрителей смеяться до упаду и хлопать до неистовства.
— Фрау Браун, — торопливо заговорил
режиссер, бросая снова испытующий взгляд на клоуна Эдвардса, — господин директор недоволен сегодня вами — или, все равно, вашей дочерью; — очень недоволен!.. Ваша дочь сегодня три раза упала и третий раз так неловко, что перепугала публику!
Проходя между барьером и первым рядом кресел,
режиссер мог различить сквозь мрак только арену цирка, обозначавшуюся круглым мутно-желтоватым пятном; остальное все: опустевшие ряды кресел, амфитеатр, верхние галереи — уходило в темноту, местами неопределенно чернея, местами пропадая в туманной мгле, крепко пропитанной кисло-сладким запахом конюшни, аммиака, сырого песку и опилок.